Внешний вид: классические темные джинсы, футболка с логотипом hard rock cafe.

Генрих устал.
Как вам сказать… он и от первого дня потрясений не успел отойти, как на его голову свалились новые впечатления - на второй же. Сначала на тебя нападает призрак, потом Церемония со всеми ее фокусами, затем с места в карьер - вселенная фэнтази… Да он и не то чтобы выспался накануне. И с утра перед занятиями, чтобы держаться бодрячком, выпил кружку кофе, а после этого обычно наступает этакий откат в виде вялости и желания прилечь. Словом, перекусив и выпив пару стаканов горького грейпфрутового сока, Генрих приоткрыл форточку в своей комнате, чтобы впустить шум дождя, растянулся на кровати, расслабился, убаюканный перестуком капель по карнизу, журчанием воды где-то этажом ниже, медленно, плавно провалился в дремоту…
Пока поверх прозрачного звука дождя в комнате не прошелестел отчетливо и чуждо другой - сухой, мягкий, тихий, настолько отличный от прежнего, что встревожил и прогнал даже намек на сон. Будь это один из его рассказов, Генрих написал бы что-нибудь о шорохе змеиной чешуи, однако это явно была какая-то ткань. Шёлк, если называть вещи своими именами… Просто этого звука Рицген еще не знал.
И, не успев даже сообразить, он резко сел на кровати с открытыми глазами.

В комнате Генриха, откуда ни возьмись, материализовавшись, телепортировавшись, что-угодно-еще-сделав, возникнув буквально из воздуха, из ниоткуда, оказалась Главная Ведьма. Та самая, что зачитывала правила и колдовала на Церемонии, та, что значилась директрисой Академии, та, что правила бал в этом заведении и точно знала о нем больше, чем кто-либо из студентов мог узнать за десятки лет жизни здесь… А теперь эта женщина миролюбиво завела разговор с Рицгеном, будто была его тетушкой, в чьей гостиной он задремал. И стояла она очень близко - настолько, что даже в приглушенном свете окна Генрих мог разглядеть каждый волосок в ее челке и каждый стежок вышивки на ее кимоно. А еще теперь он вдыхал пряный аромат благовоний, окутавший ее.
- Я пришла поздравить тебя с колечком. Посмотри какое оно красивое, - Генрих не сводил с Ведьмы настороженного, внимательного взгляда. - Янтарь - цвет, символизирующий вас, истинных Рицгенов, - вот это уже внезапно. Светлая бровь поползла вверх в недоумении. - Твоя семья будет гордиться тобой. Им можешь сказать, что ты здесь был. Своему дяде и отцу, матери нельзя.
И отцу? О-о-паньки.
- Вы хотите сказать, что здесь учился человек по имени Маттиас Рицген? Вы уверены? - уточнил парень. Это могло бы объяснить, почему отец так настойчиво отговаривал его от выбора этой Академии. Настойчиво, встревоженно, но безнадежно. Но тогда почему он не стал писателем, как дядя? Сам Ульрих говорил, что именно здесь вырос и расцвел. Во всех смыслах. И к тому же, отец всегда высказывал строго материалистические взгляды и пренебрежительно отзывался о вере в чудеса. Тогда… - Что с ним произошло?
В истории каждой семьи есть что-то, что с детьми не принято обсуждать и упоминать: бабушка, которую увезли в лечебницу для душевнобольных, первый брак кого-то из родителей, старые болезни или скандалы… Вот и Генриху никто не рассказывал, где отец подкосил свое здоровье. Мальчик и не спрашивал, просто откуда-то, почти случайно, узнал, что у папы после школы был нервный срыв, последствия которого он ощущал на себе до сих пор. Однако если это связано с таким местом, как Академия Сказочников, многое становится понятным.
Ведьма, как ни в чем не бывало, села на кровать, повернувшись к парню спиной. Странное дело, кимоно не сковывало ее движений - они оставались плавными и свободными. А когда она оправляла волосы, между тяжелых прядей белела шея.
Генрих сглотнул.
- Ну что, нравится тебе здесь? Я надеюсь, что тебе понравилась и Церемония, и первый рассказ... Не хотелось бы произвести нехорошее впечатление.
Парень помедлил. По части впечатлений от Академии его тянуло на откровенность, просто из однокурсников обсудить это пока было не с кем.
- Последние два дня были самыми захватывающими в моей жизни, - сказал он, просто и негромко.

Отредактировано Heinrich Ritzgen (2010-07-16 13:03:14)

Слова Ведьмы удивляли Рицгена все больше и больше. Его отец учился здесь. Он отказался от своего таланта и здравости рассудка, чтобы покинуть это место. К старости он сойдет с ума. Поэтому он пьет таблетки, работает патологоанатомом и любит черный юмор. Нет, что, правда?
- А ты похож на отца, - с улыбкой протянула женщина, коснувшись его лица прохладной, как шелк, рукой, - такой же блондинчик... - парень открыл было рот, чтобы напомнить, что его отец шатен, и возразить, что мастью Генрих пошел в деда, как, впрочем, и дядя, но сказать ничего не смог. А Ведьма продолжала изучать его, будто сравнивая с каким-то образом в голове. - У Ульриха хорошие гены, нечего сказать.
После этого Генрих окончательно потерял дар речи. Даже рот закрыл. По какой-то необъяснимой причине любое слово, слетавшее с уст этой женщины, становилось истиной, не подлежащей сомнению. Будто их вкладывали тебе в голову с пометкой «само собой разумеется». Будто такая человечная банальность, как ложь или ошибка по незнанию, вообще не существовали в радиусе двух метров от ее персоны. Самое смешное - еще на Церемонии Рицген твердо решил ни за что не верить этой женщине. А ведь вот как все просто. Она смотрит тебе в глаза - и тебя вообще не колебет, что ты там думал вчера или пять минут назад. Ты просто слушаешь, слушаешь… внемлешь. Главное - не забывать дышать. И станет гораздо легче спокойно отреагировать на новость о том, что дядя Ульрих на самом деле папаша и совершенно точно знает об этом; и что в стенах этой Академии наверняка есть другие его дети. Никакие инстинкты не позволят отстраниться, когда женщина рывком притянет его к себе. То, что она назвала его особенным, дойдет до Генриха сильно позже, когда он будет прокручивать их разговор снова.
- Рицген.
От спины и до затылка Генриха пробежались мурашки, ухо обожгло щекочущим, дразнящим теплом, звук голоса Ведьмы был приглушенным, это было хлестко, это было остро, мягко, цепко, вкрадчиво, резко, по-кошачьи, по-акульи, по-змеиному - все сразу, и все же в голове от звука собственной кусачей фамилии будто щелкнул переключатель. «Хренов дед! Да какого…» Мгновение - и женщина, легко рассмеявшись, потрепала его по голове, почти как ребенка. Генрих шумно выдохнул, не сводя с нее взгляда, в котором читалась усугубившаяся настороженность, впрочем, еще далекая от враждебности, непонимание, удивление, растущий интерес и еще немало по-юношески бурных эмоций. А еще у Рицгена горели уши. Яки маков цвет.

Отредактировано Heinrich Ritzgen (2010-07-18 21:50:17)

Ведьма снова смеялась. Голос у нее не был высоким, но звучал молодо, скорее даже безвозрастно. Наигранная невинность сердила и без того озлобленного (прежде всего на себя, потом уже - на женщину) Генриха - все-таки это было неприкрытым издевательством, ведь она стопроцентно знала его реакцию наперед. Однако Ведьма уже сменила и тему, и тон, дав парню совет, которым в школьные годы его часто пичкала мама. "Будь проще", "будь проще"... Знала она об этом и снова решила поиграть, или это просто совпадение? Рицген не решился спросить.
По мановению ведьминой руки раздался тихий щелчок дверного замка, а затем она придвинулась к Генриху еще на несколько сантиметров - с тихим шелестом шелка и скольжением чернильно-черных волос. Иногда казалось, что они живые, как змеи или щупальца осьминога, просто сохраняют неподвижность. Несмотря на завораживающую красоту, сквозившую в каждом движении этой женщины, у Генриха возникло подозрительное ощущение, что его хотят съесть. Чутье подсказывало, что в случае с Ведьмой это не ис-клю-че-но.
- Кста-а-а-ати, в каком жанре ты работаешь, мой мальчик? - поинтересовалась она вкрадчивым голосом. - Твой отец работал в жанре детектива и триллера. Иногда добавлял щепотку мистики и приправлял крайне философскими вещами и психоделикой, - ну что ж, племянник… сын читал только более поздние его книги, но охотно верил, что в бытность свою студентом Академии Ульрих писал что-то такое. - Ты кстати знаешь, что у него была гемофобия?
Генрих нахмурился и мотнул головой. Зато у него самого половина медицинских процедур вызывала тот еще мандраж. Любопытно.
- Ему было о-очень тяжело по началу в рассказах... Но он быстро избавился от этой фобии, променяв её на арахнофобию.
- И чего ему это стоило? - настороженно уточнил Генрих. Едва ли во внутреннюю ценность гемофобии входила доплата за труды по подмене. Он не очень хорошо понимал, каким образом Ведьма исполняет такие желания, но куда туманнее было - какая ей самой от этого выгода?..
- Предупреждаю тебя, мой мальчик, иногда там может быть очень страшно и неприятно умирать. Сегодня было фентези, а не боишься ли ты, что завтра будут ужасы и что ты будешь играть роль жертвы, а не убийцы? Подумай об этом.
Он уже думал. Думал, что круто пережить такое без физических последствий и потом описать из первых рук в новой книге. Что это будет тяжело, конечно, но провал исключен. Генрих точно знал, что справится с любыми испытаниями. Он был готов. Он был решителен и он решился. [S]На его груди сияла большая красная буква «S».[/S]
- Можешь мне ничего не говорить. Я и так знаю, что ты скажешь.
Ведьма ласково погладила Генриха по щеке, пристально глядя ему в глаза. И стала говорить о нем… Чистую правду. Была ли тому причиной магия, или женская интуиция, или жизненный опыт общения с людьми вообще и с его ровесниками в частности, или то, что она как-то читала по глазам - но она видела его насквозь. Нет, пару раз Генрих, конечно, и хотел возразить (он, к примеру, ни разу не милый!), но, по большому счету, она в двух словах разложила его по полочкам. Этого нельзя было не признать.
А потом был крошечный толчок где-то в середине груди - и спина неожиданно стала такой тяжелой, что Генриха опрокинуло на кровать. Ведьма нависла над ним, тяжелые черные пряди каскадом стекли с ее плеч, они были прохладными, как ее пальцы, и поглощали свет, а сладковатый запах благовоний заполнял голову дурманом. У Генриха перехватило дыхание, но чувствовал он себя хорошо - даже подозрительно хорошо.
- Хочешь загадать желание? - голос Ведьмы был бархатистым и таил в себе мурлыкающие нотки. - Или может просто скажешь, чего ты хочешь сейчас?
Глаза женщины сверкнули золотом, и Генрих сглотнул. На секунду - и он благодарил небо за эту секунду! - в его мозгу случился проблеск здравомыслия, когда слова Ведьмы напомнили ему о назревшем вопросе:
- Что вам дают эти желания? - голос у Рицгена был вконец осипший и тихий.